|
Валентин Уралов (Мокроусов Валентин Елисеевич) Член Союза писателей и Союза журналистов России, Заслуженный деятель культуры Латвии. Руководитель ЛИТО "Созвучие" с 2001 по 2011 г. |
||||
 |
ПОСЛЕДНИЙ ВОЕННЫЙ ПРИЗЫВ
Война полыхала, катилась на Запад. Три года потерь и побед позади... Но всё ещё горек боёв тяжких запах И грозные битвы ещё впереди.
Войска напрягали последние силы, Резервные части бросали в прорыв... А мы им на помощь, мальчишки, спешили, Мы — самый последний военный призыв. |
|||
|
Туда, где бои докатились до Вислы, И слышалась поступь победной весны... Ну что из того, что мы годом не вышли, Зато доросли до стандартов войны.
Война, брат, не только бравурные марши, Не знает она никаких выходных... И сколько солдат, что нас возрастом старше, Осталось лежать вдоль дорог фронтовых.
Нам тоже хватило по полной обойме И залпов победных, и братских могил, И службы армейской, как жизнь, беспокойной От Праги, Берлина... до самых Курил.
Война завершилась... А мы воевали. Служили и жили в режиме атак. «Бандеровцев», «братьев лесных» корчевали И прочих других недобитых вояк.
Война завершилась... А мы воевали И в «точках горячих» теряли друзей. Корея, Вьетнам... Воевали, но знали, — Во имя каких-то гуманных идей!
Давно отгремели военные годы, Никто нас теперь не бросает в прорыв... Мы честно своё отслужили народу, Мы — самый последний военный призыв.
МЕДСЕСТРА
Упал солдат. Осколком грудь прошило... Сестричка-санинструктор подползла. Земля от боли корчилась, дымила, Испепеленная огнем дотла.
И напрягая силы, хрупкая девчонка Бойца тянула молча из огня... — Мне все равно, каюк... Оставь, сестренка, Ты на прощанье поцелуй меня?!
— Как жаль, не дотянул я до Победы, И пожил мало... Был наивен, глуп: Ведь я еще ни разу не изведал Миг поцелуя, сладость женских губ.
— Ты будешь жить! — сестра ему шептала. — Зашьют врачи... И все твои дела! Но, словно сына мать, его поцеловала, Хотя сама девчонкою была.
Утих солдат. Она глаза ему закрыла. Он уходил из жизни молодым... А ей на слезы силы не хватило — Он у нее сегодня был седьмым.
Прибрав под шапку слипшиеся пряди, Устало подтянула сапоги... И слышит снова сквозь разрыв снарядов Солдатский стон: «Сестричка, помоги!»
ЖИЛ-БЫЛ МУЖИК...
Жил-был мужик в деревне Красноверово, Ушел он в сорок первом на войну, И под Смоленском, после боя первого Очнулся, раненный, в чужом плену.
Три года с гаком в рудниках Силезии Он уголь добывал чужой стране. Три года были те ходьбой по лезвию, Кошмаром, не приснившимся во сне.
Бежать пытался, но его бессильного Ловили и бросали в каземат, А он деревней грезил да Россиею, Не изменивший Родине солдат.
...Победа докатилась до неметчины, Кружилась от свободы голова, А наш солдат, войною изувеченный, Попал в крутые СМЕРШа жернова.
Да разве объяснишь «энкавэдэшникам», Как в плен попал, не умер почему, Как стал для Родины последним грешником... И «загремел» солдат на Колыму.
Спустя пять лет вернулся в Красноверово, Работал в кузне до исхода сил, В родную власть советскую не веровал, Но и обиды в сердце не носил.
Дни-праздники летели за оградою, Салюты расцветали над страной, Кому-то были почести с наградами, Его же — обходили стороной.
Так он и жил, оплеванный, непризнанный, И у Победы в пасынках ходил, Солдат, что перед строгою Отчизною Неправедных грехов не совершил.
I love you…
Надежда Петровна невестку и сына Не видела, кажется, тысячу лет... Уехали дети давно на чужбину, В заморской стране затерялся их след.
Скучает старушка одна, бедолага, Но как-то средь ночи раздался звонок: — Маманя, привет! Я звоню из Чикаго... — Неужто и вправду ты это, сынок?
Ну что из того, что не топлена печка, И пенсию снова не выдали в срок, И в доме еды — лишь овсяная сечка, Зато наконец-то нашелся сынок!
— Ну как ты живешь? — Все в порядке, маманя! Здесь тоже, по правде, не рай за бугром... Гражданство, наверное, скоро достанем, А там, поглядишь, и тебя заберем!
— Сынок, не тревожься, я к вам не поеду! Кому нужен старый, больной человек? Я скоро отправлюсь на кладбище, к деду, Земелькой родною укроюсь навек.
— Ты лучше скажи мне, как внучек? Здоров ли? Не видел, не знает он бабку свою... — Здоров он, маманя, а ростом с оглоблю! 0'кей! Он здесь, рядом... Я трубку даю!
Плотней к телефону Надежда Петровна Прижалась, как будто к внучонку щекой... Не может понять ни словечка, ну ровно Не внук там лопочет, а кто-то другой.
— Iloveyou, grandmother! — все слышалось в трубке, Откуда старушке такое понять... — Да что ты, внучок? Ты же нашенский, русский, И слова по-русски не можешь сказать?
— I love you... I love… Не понять ни бельмеса! Старушка слезу утирает платком, Но кончилось время, сын трубку повесил И линию вырубил «Ростелеком».
Глотает таблетки Надежда Петровна, Несвязное что-то бормочет во сне... Внучок объявился, единственный, кровный И тот стал нерусским в чужой стороне. |
||||